Последнее искушение Тимофея Кулябина
Художника, как известно, всякий может обидеть. Точно так же, как выясняется, может обидеть всякого и художник. История с оперой «Тангейзер» в который раз подняла тему, консенсус по которой в современном российском обществе до сих пор не достигнут. А именно: где заканчивается свобода творчества и порицаем ли художник вообще, в принципе?
Крайние позиции таковы. Одна предполагает, что художник — человек в некотором смысле юродивый, неприкасаемый, требовать от художника (а тем более лицедея) чего-то земного — дело пошлое и неблагодарное. Это касается любых возможных ипостасей художника — как творческих, так и бытовых. Например, претензии, выдвигаемые против Михаила Пореченкова за то, что он позировал с пулеметом, направленным на Донецкий аэропорт, бессмысленны, потому что Пореченков — лицедей, ему прощается всё. Его пожалеть надо за то, что он актер, а не ругать.
Вторая позиция противоположна. Художник обязан творить только то, чего хочет социум. Художник ни в коем случае не должен выходить за рамки общепринятого — ни концептуально, ни инструментально. Рок-опера «Иисус Христос суперзвезда» с этой позиции — такое же оскорбление чувств верующих, как и кинокартина Скорцезе «Последнее искушение Христа». Просто потому, что Христос не может быть сущ в рок-н-ролле, он может быть сущ только в каноническом церковном хоре, на крайний случай — в органе.
Реальная жизнь, как водится, посередине. Представление о современной России как о тотально клерикализированном обществе сильно преувеличено. Самые ортодоксальные церковные иереи относятся к рок-опере «Иисус Христос суперзвезда» как к вполне уместному классическому произведению.
А люди, интересующиеся современным искусством, тоже, как говорится, «чувствуют берега». Взять хотя бы пример с акцией «Юный безбожник». В лихом и ультралиберальном 1998 году художник Авдей Тер-Оганьян на выставке современного искусства (то есть в своей среде) устроил перформанс, сутью которого было именно что оскорбление чувств верующих. Он накупил в магазине «Софрино» освященных (то есть настоящих) икон и предлагал любому присутствующему за деньги (20 рублей) осквернить эти иконы. Когда же никто из присутствующих не захотел осквернять иконы, художник взял топор и начал эти иконы рубить. Присутствующие вызвали охрану. Еще раз: это происходило в совсем другой России, зрители были не православными активистами, а посетителями выставки современного искусства. И тем не менее даже они поняли, что чересчур.
Читайте также «Тангейзер» расколол общественность
Но это, положим, ситуации довольно простые. Истории с Pussy Riot и с «Тангейзером» куда как более сложные. Вынеся за скобки уголовное преследование Pussy Riot (безусловно, противозаконное и несправедливое), мы вряд ли придем к единому мнению относительно природы произошедшего в храме. Ведь девушки молились Богородице, делали это в том месте, где можно молиться, а в какой форме они это делали и о чем именно просили Богородицу — так это еще раз вспомните «Иисус Христос суперзвезда».
В чем состояло оскорбление чувств верующих? В странных одеждах? В нелепом танце? В том, что это было запланировано как акция, на которую были приглашены журналисты? Каждый из этих аспектов ничего оскорбительного в себе не несет. Тем не менее общество выступило резко против панк-молебна.
Читайте также Песков: цензура недопустима, но и корректность нужна
Еще сложнее с «Тангейзером». Это-то вообще классическая опера, поставленная по всем правилам большого искусства. Завязка сюжета оригинальной оперы Вагнера такова: Тангейзер пребывает в гроте Венеры, где проводит жизнь в наслаждениях. Однажды наслаждения ему надоедают, и он начинает мечтать о возвращении к людям. Венера его не пускает. Тангейзер призывает Богоматерь, и тогда Венера с ее гротом исчезают, и Тангейзер начинает каяться в грехах.
Что сделал подающий надежды постановщик Тимофей Кулябин? Он сделал Тангейзера режиссером, который снимает кинофильм о том, как в гроте Венеры пребывает Иисус. Еще до того, как он стал Христом. И, как и Тангейзер у Вагнера, Иисус осознает царство греха и старается вырваться из него. И вырывается-таки, после чего, понимая сущность греха, идет проповедовать людям.
С одной стороны, это откровенное богохульство — ведь согласно каноническим как для православия, так и для католичества правилам Карфагенского собора, Иисус был безгрешен. С другой стороны — сама постановка сделана с большим пиететом по отношению к фигуре Христа. Ну, разве что, как и положено в современном театре, на сцене присутствуют полуобнаженные красавицы. Куда же без них. Но и только! А способно ли одно-единственное (пусть и существенное) отступление от канона оскорбить чувства верующих?
Читайте также За оскорбление чувств верующих грозит 3 года тюрьмы
Перейдем, впрочем, к морали. Самое интересное в поставленном выше вопросе об отступлении от канона — это то, что он не требует никакого ответа. Лично я не понимал этого в случае с Pussy Riot (которых последовательно защищал от публичного обвинения), тщетно пытаясь выстроить причинно-следственные связи между перформансом и уголовным делом. Теперь я стал старше и понимаю — да, увольнение директора Новосибирского театра Бориса Мездрича столь же несправедливо, как и уголовное преследование Pussy Riot. Но это увольнение оправдано контекстом момента.
Потому что чувства верующих — иррациональны. Что именно их оскорбит, мы никогда не поймем (за исключением крайних случаев вроде акции Тер-Оганьяна), как никогда не поймем в чем состоят эти «чувства». Но вот когда эти чувства оскорблены (то есть произошло то, чего мы не в силах осознать своим рациональным умом) — тогда надо принимать меры. Уголовное преследование Pussy Riot было костью, брошенной оскорбленной православной общественности.
Увольнение директора театра — такая же сакральная жертва. Чувства верующих должны быть отомщены. Грех искупается жертвой. И государство как арбитр, призванный поддерживать в обществе мир и покой, обязано принести эту жертву. Выбор жертвы, конечно, — вопрос дискуссионный. Но жертва нужна (не мне, а вообще).
Читайте также В поддержку Пророка
Лично мне довольно больно это осознавать. Я бы хотел, чтобы мир и покой были даны нам без жертв. Но, оглядываясь вокруг, я понимаю, что это решительно невозможно. И так происходит не только в России — того же Скорцезе выгнали из студии «Парамаунт», когда он снимал «Последнее искушение Христа» в первый раз. Несмотря на уже потраченные три миллиона долларов США и еще до того, как фильм кто-либо увидел. Когда же фильм был снят на другой студии, его прокат сопровождался беспорядками, которые усмиряла полиция. А в Денвере христианские активисты даже сломали кинотеатр.
Вот вам альтернатива. Или увольнение одного человека — или беспорядки на улицах. Или «двушечка» двум здоровым и адекватным девушкам — или водометы, слезоточивый газ, вот это всё.
Это трудный выбор. И пусть этот выбор делает государство — оно для этого создано.
Я выбирать не хочу.
Максим Кононенко специально для «Актуальных комментариев»
