Сущность постсоветского российского государства

В 1991 году на руинах СССР было построено государство Российская Федерация, которое кое в чем наследовало РСФСР, повторяя ее границы, сохранив ее государственно-бюрократический аппарат (даже президент РФ остался прежний, избранный на должность президента РСФСР), а также армию, силовые службы. Более того, РФ стала наследницей СССР в Совбезе ООН. 

Вместе с тем это государство и существенно отличалось от СССР и РСФСР. Оно отказалось от коммунистической идеологии, от ведущей роли Коммунистической парии (на некоторое время Компартия была даже запрещена), демонтировало институты плановой, социалистической экономики, объявило переход к капитализму и к рынку, создало институты либеральной демократии и т.д. 

Различия

Особенно бросались в глаза декларации преемственности со старой, дореволюционной Россией: был возвращен дореволюционный трехцветный флаг, герб в виде двуглавого орла, гимном новой России стала «Патриотическая песня» М. Глинки, по некоторым версиям, написанная как гимн России по просьбе Николая Первого. 

Все 1990-е годы шли разговоры о введении конституционной монархии и, видимо, были даже практические шаги в этом направлении. Официальные идеологи в СМИ открыто заявляли, что в 1991 году Россия вернулась на свой «исторический путь», а 70 лет большевизма следует вычеркнуть из национальной памяти как эпоху неудачного и трагичного эксперимента. Точно так же, но с противоположным знаком, воспринимала все левая и оппозиция, которая становилась все популярнее, по мере разрастания проблем, которые породили либеральные реформы в экономике. Ее идеологи заявляли, что Россия отброшена в прошлое, в ней реставрируется тот капитализм, который был 100 лет назад и т.д., и т.п.

Вместе с тем исследования академических социологов, экономистов, политологов (О. Крыштановская, О. Бессонова, С. Кордонский) указывали то, что при внешнем антисоветизме государство, социальная, да и экономическая системы РФ довольно серьезно оставались связанными с советскими институциями (не в их пропагандистской самоинтерпретации, а в реальном виде) и представляли собой то ли их мутацию, то ли трансформации. Особенно это стало заметно при раннем Путине, когда был принят ряд законов (и, прежде всего, — законы о госслужбе), которые покончили с хаосом 90-х и придали постсоветскому государству окончательные формы. Социолог Симон Кордонский даже дал этому новому государству остроумное и несколько скандальное определение «антисоветский социализм», которое, при всей свой парадоксальности, верно ухватывало наличие в нем черт, и роднящих его с прежним, советским обществом, и отличающих от него.

В 2000-м году вышла концептуально важная монография Б. Кагарлицкого* «Реставрация в России», в которой, на наш взгляд, был дан правильный ответ на вопрос о сути актуального российского общества. Кагарлицкий* напоминал, что Реставрация (наличие которой не отрицали ни сторонники, ни противники постсоветского режима) никогда не бывает возвращением к прежним, дореволюционным порядкам. Воцарение во Франции Бурбонов (1814 год) после падения Наполеона вовсе не вернуло феодальные порядки. Реставрация — это последний этап политического цикла, который запускает любая «великая революция» (такая, как английская, французская, русская). И, как странно это бы ни звучало, ликвидировав внешние формы революционности (революционную идеологию, партии и т.д.) Реставрация закрепляет главные достижения революции. При Людовике XVII и Карле Х во Францию вернулись дворяне, но не феодальное землевладение, и не абсолютная монархия. Продолжавший действовать революционный кодекс Наполеона гарантировал права буржуа, а сохранившийся парламентаризм позволял им эти права реализовывать.

Точно так же и российская Реставрация, начавшаяся в 1991 году, не вернула помещичье землевладение, монархию (если и говорили о ее возрождении, то в ограниченной форме!), дореволюционные сословия в их прежнем, историческом виде. Зато она сохранила и упрочила социально-политическую модель, сохранившуюся с советских времен и составлявшую ядро «реального социализма». 

Экономист О.Э. Бессонова называет советское общество обществом тотального «административного раздатка». Раздаток, согласно ее концепции, — механизм производства и распределения материальных благ, альтернативный классическому капитализму и рынку. В ходе раздатка производитель и потребитель не являются частными собственниками и не осуществляют эквивалентный обмен благ, как при рынке. Вся собственность здесь сосредоточена в руках государства, произведенные блага сдаются государству и раздаются им (цикл «сдач-раздач») в соответствии с местом в политико-бюрократической иерархии («по чину»). Пример — жилье в СССР, которое строители сдавали государству, а оно его раздавало (передавало в пожизненное пользование) привилегированным группам и «очередниками» на безденежной основе (ведь деньги — эквивалент при рыночном обмене). 

Социальные группы в такой иерархии С.Г. Кордонский именует «сословиями» и противопоставляет сословное общество, обоснованное на раздатке и классовое, рыночное, где классы — группы по уровню потребления, образующиеся в ходе рыночных операций. Поскольку термин «сословия» создает ошибочные ассоциации с историческими сословиям, мы предпочли бы их далее называть служебные, административные группы (САГ). Они ненаследственны и создаются государством для исполнения строго определенных задач, их члены не имеют частной собственности, а получают нечто во владение, для выполнения службы.

Раздаток был базисом российского общества и до 1917 года. Но это был «поместный раздаток» (О.Э. Бессонова). Его господствующая САГ — «помещики», которые выполняли службы (прежде всего — воинскую, но и гражданскую) и для этого царь жаловал им «поместье» — землю с крестьянами. Это заменяло помещику (фактически — госслужащему) денежное жалованье, крестьяне обеспечивали помещика и его семью, пока он служил царю. Вплоть до эпохи Петра Третьего поместья не были частной собственностью, царь мог любого их лишить за плохую службу. К XVIII веку помещик выполнял функции 4-5 чиновников (налоговый инспектор, хозяйственный руководитель крестьян, полицейский, судья на селе и т.д.) и все это без государственной зарплаты, за оброк с крестьян. Это была по-своему экономичная система, которая позволяла без траты больших бюджетных средств содержать управленческий аппарат на огромной территории. Пределы поместному раздатку поставила сама география, к началу XIX в европейской России кончились плодородные земли, годные для раздач. На смену раздатку пришел отечественный капитализм (Бессонова называет его «квазикапитализм»), который вследствие внутренних противоречий рухнул в 1917. Возникла советская система раздатка.

Суть ее была в том, что раздаток стал тотальным. Раздаче стало подлежать все — от продуктов питания и жилья до руководства промышленными предприятиями и регионами, а также населения, перемещения и занятость которого регулировались административно (при помощи «прописок», «госраспределений» и т.д.). Деньги при раздатке перестали быть «нормальными» рыночными деньгами, а стали «рабочими квитанциями». Раздаток не предполагал торговли как эквивалентного обмена и, например, хлеб населению раздавался не по рыночной цене, в госмагазинах он «стоил» меньше себестоимости. Сами госмагазины были просто распределителями, но не для привилегированных граждан (для них были спецраспределители), а для обычных граждан. 

Господствующей САГ была «номенклатура» (и партийная, и государственная). Ее члены становились руководителями предприятий, партийных органов, областей и республик, вузов, они могли пользоваться многочисленными благами — служебными автомобилями, санаториями, квартирами (для них были созданы САГ низшего порядка, которые обслуживали их — персональные шоферы, секретари, обслуга поликлиник, санаториев и т.д.). Но частной собственности у них не было, всех благ и комфорта они лишались, теряя должность. 

Отчасти это стало причиной их недовольства, которое, соединившись с низовым протестом, привело к перестройке. Свою роль сыграло и исчерпание главного ресурса советской экономики. Если в Российской империи таким главным ресурсом была земля, то в экономике советской — само население, превращенное в рабочую силу государства (труд на государство был обязанностью всех, «тунеядцы» наказывались по закону). Социальные программы советского государства (бесплатная медицина, профилактика, образование) имели своей причиной не только гуманистические потенции социализма (хотя и это тоже), но и вполне прагматичное стремление иметь трудоспособное население. 

Пока этот демографический ресурс возрастал (примерно до 1960-х годов), экономика развивалась стабильно. Когда он стал уменьшаться (вопреки страшилкам либералов-антисоветчиков решающую роль здесь сыграли не войны и репрессии, а ускоренная модернизация, ведь в городах структура семьи меняется), она стала деградировать. 

После распада СССР возникла РФ, экономика которой встроилась в капиталистическую мир-систему (И. Валлерстайн) как, прежде всего, поставщик углеводородов и металлов. Новое государство сохранило многое от прежнего, и главное — элиту, «номенклатуру», «придворную интеллигенцию» и т.д. Некоторая часть благ была передана в частную собственность (например, квартиры граждан), возникли лакуны рынка и мелкобуржуазного капитализма (в основном, в сфере торговли, услуг, в финансовой сфере), но сохранился и номенклатурный раздаток. Исследования О. Крыштановской показывают, что политико-экономическая элита «новой России в основе своей осталась прежней. 

Так называемая приватизация нефтегазовой сферы, по сути, была не приватизацией (продажей госсобствености «частникам» на свободном рынке), а формой латентного номенклатурного раздатка, представлявшей собой продолжение, развитие, усложнение советского административного раздатка. Настоящей частной собственностью месторождения и НПЗ так и не стали, как показала потом борьба с «нелояльными олигархами» в начале 2000-х. Владение активами им полагалось только при соблюдении строгих условий. Однако образ жизни новой «капиталистической номенклатуры» сильно отличался от их предшественников — советских номенклатурщиков. Они могли приобретать «активы на Западе», жить в роскоши, которая и не снилась партсекретарям. Тем не менее, они не были свободными акторами рынка, их «бизнес» был привилегией, которое предоставляло им государство (внутри он сохранял многое от советских традиций — вплоть до цеховых стенгазет и производственного соревнования на заводах «олигархов»). О.Э. Бессонова называет такой уклад квазикапитализмом. Мы бы добавили, что это квазикапитализм, наложенный на советский «административный раздаток» и разбавленный лакунами «мелкобуржуазного капитализма».

Еще одним отличием общества, возникшего в 1991 года, от советского общества, стало постепенное сворачивание институтов советского социального государства. Это выразилось в переходе на страховое пенсионное обеспечение для низших, обслуживающих и производительных САГ, «оптимизацию», то есть сокращение больниц и поликлиник обычного, общегражданского типа, а также сельских школ. Это было связано как с неолиберальными идеологическими установками нового государства, так и с исчезновением необходимости поддерживать трудоспособность рабочей силы в таких масштабах. Для «обслуживания трубы» не требовалось такое количество рабочей силы. 

Тем не менее, это не означало разрушение советской «социалки», как это представлял и официоз, критикующий социализм, и левая оппозиция, наоборот, его превозносящая. Значительная часть социальных программ советского прошлого власть, особо не акцентируя на это внимание, сохранила, но ... для себя! Например, для госслужащих сохранили пенсии по гособеспечению, как в СССР (их не перевели на «страховое пенсионное обеспечение», как «бюджетников»). Сохранились и ведомственные поликлиники и клиники ... для работников силовых служб, высших гражданских чиновников. Все это были тоже институции советского социального раздатка, поэтому правильнее было бы даже говорить не о «антисоветском социализме» (С.Г. Кордонский), а о «чиновничьем социализме». Характерно и то, что Болонская реформа, например, не распространялась на вузы МВД и некоторых других силовых ведомств. Там сохранилась и советская система распределения выпускников (но на основе договоров о распределении) ...

Элементы плана и госпраспределения остались в виде системы госзаданий и субсидий на выполнение госзадания для бюджетных предприятий, планирования приема в вузы и т.д., и т.п. 

В ходе утверждения так называемых «демократических свобод» (1990-е), не были демонтированы системы советского агитпропа, в руках государства остались главные телевизионные каналы и радиостанции, газеты и журналы. 

По мере усиления государства этот аппарат пропаганды стал востребованным. 

Таким образом с одной стороны российское государство после 1991 года претерпело некоторые изменения, с другой сохранились базовые структуры советского государства и общества, но в трансформированном виде. 

Существует точка зрения, что российская политическая история развивается циклами: «авторитаризм-либерализация». В этом есть доля истины, но нужно понимать, что история — это гераклитова река, в которую нельзя войти дважды. Поэтому утверждать, что в обозримом будущем нас ожидает повторение прежних «оттепелей» и «перестроек» было бы слишком наивно. Будущее вызревает уже сейчас, в сочетании множества различных уникальных условий и суммировании разнонаправленных политических воль. И оно зависит во многом от того, как успешно мы сумеем преодолеть негативные вызовы, возникшие не сегодня и даже не вчера. В то же время ясно, что установить копию западного либерального капитализма в России не получится — это показали 90-е. Ясно, что и возвращения к досоветскому прошлому тоже не будет. Будет сочетание раздатка, ресурсной экономики и «служебного государства». И очевидно, сохранятся некоторые формы и институции, выработанные в постсоветский период, то есть присущие современному российскому государству. 

Более подробно это можно рассмотреть на примере различных сфер общества. Начнем мы с политической системы. 

(Продолжение следует)

* Включен в реестр СМИ-иноагентов

Вахитов Рустем Ринатович, кандидат философских наук, доцент Уфимского университета науки и технологий, политический публицист

#РустемВахитов