По теченью и против теченья...

Я не литературовед, поэтому мой комментарий о новой биографии Слуцкого будет заведомо дилетантским, но при этом - глубоко личным. Мне кажется, Борис Слуцкий - был русским поэтом первой величины, среди прочих великих мастеров XX века он по праву стоит как равный среди равных. Но при этом у Слуцкого странная судьба, которая делает его непохожим на других больших поэтов России. Он был в первую очередь поэтом войны, слово которого шло по России и Европе вместе с Красной армией. Это во многом предопредилило дальнейшую судьбу наследия Слуцкого. Война, дав ему творческие силы, одновременно и ограничила его, искусственно поставив в ряд других фронтовых поэтов. Но для внимательного читателя Слуцкий всегда останется самим собой.

Это касается и стихов, и его блестящей, мудрой, иронической автобиографической прозы, которая, конечно же, тоже рассказывает в первую очередь о войне. Но и эта проза у Слуцкого выходит совершенно непохожей на привычные стереотипные тексты генеральных мемуаров или окопной правды. Биография Бориса Слуцкого, вышедшая в свет в издательстве НЛО, появилась в продаже как раз накануне 22 июня. Это биография - неординарного человека в неординарных обстоятельствах, который оказался способен на один из наиболее честных рассказов о великой войне от первого лица.

В книге освещены, конечно, не только военные годы поэта, но и 50-ые и 70-ые, которые стали временем, когда Слуцкий осмыслял полученный на фронтах опыт, развивался как утонченный мыслитель, моделировал заново свою эстетику. Слишком много, возможно, здесь говорится о "знаковых фигурах", которые для понимания самого Слуцкого, боюсь, вторичны, а скорее - указывают на интерес к ним авторов его биографии. Но это вряд ли можно считать серьезным недостатком работы.

А к непраздничной сегодняшней дате лучше всего процитировать самого Слуцкого. Его "Кёльнскую яму":

Нас было семьдесят тысяч пленных
В большом овраге с крутыми краями.
Лежим безмолвно и дерзновенно,
Мрём с голодухи в Кёльнской яме.

Над краем оврага утоптана площадь -
До самого края спускается криво.
Раз в день на площадь выводят лошадь,
Живую сталкивают с обрыва.

Пока она свергается в яму,
Пока её делим на доли неравно,
Пока по конине молотим зубами, -
О бюргеры Кёльна, да будет вам срамно!

О граждане Кёльна, как же так?
Вы, трезвые, честные, где же вы были,
Когда, зеленее, чем медный пятак,
Мы в Кёльнской яме с голоду выли?

Собрав свои последние силы,
Мы выскребли надпись на стенке отвесной,
Короткую надпись над нашей могилой -
Письмо солдату Страны Советской.

«Товарищ боец, остановись над нами,
Над нами, над нами, над белыми костями.
Нас было семьдесят тысяч пленных,
Мы пали за родину в Кёльнской яме!»

Когда в подлецы вербовать нас хотели,
Когда нам о хлебе кричали с оврага,
Когда патефоны о женщинах пели,
Партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу...»

Читайте надпись над нашей могилой!
Да будем достойны посмертной славы!
А если кто больше терпеть не в силах,
Партком разрешает самоубийство слабым.

О вы, кто наши души живые
Хотели купить за похлёбку с кашей,
Смотрите, как, мясо с ладони выев,
Кончают жизнь товарищи наши!

Землю роем, скребём ногтями,
Стоном стонем в Кёльнской яме,
Но всё остаётся - как было, как было! -
Каша с вами, а души с нами.