Статья
9230 3 сентября 2014 15:23

Путин: реалист или романтик?

Изменил ли президент Путин, приверженец реализма в международных отношениях, основным императивам этой школы мысли во имя национал-романтизма? Задел ли он эмоциональные струны общества и привнёс идеологические и эмоциональные мотивации во внешнюю политику России? Фёдор Лукьянов в своей недавней статье утверждает именно это. Ответ вроде бы очевиден. Эмоций в стране, действительно, много. Сам Путин нередко эмоционален. И для эмоций есть все предпосылки. Но вопрос в том, насколько конкретные внешнеполитические обстоятельства текущего момента маркируют разрыв с реалистической политикой президента.

С логикой некоторых положений статьи трудно согласиться. Лукьянов пишет о реализме не только как о внутреннем стержне президента, но и как об объяснительной модели, которая позволяет описать действия Путина на протяжении последних 13 лет. Прежде всего, если все решения Путина за последние 13 лет можно непротиворечивым образом описать в терминах реализма, то аномалии последних дней (если они есть) не являются достаточным основанием утверждать, что президент готов отказаться от своего внешнеполитического modus operandi.

На мой взгляд, для Путина расчёт по-прежнему важнее романтики. И вот почему. Сам термин «расчёт», который применяет Лукьянов, ни в коем случае не следует трактовать как оппортунизм поведения (anything goes, как иногда говорят) и ситуативность стратегических целей. «Расчёт» в реализме означает рациональность, калькуляцию тех средств, которыми политические лидеры достигают свои международные цели. А основополагающие цели вcегда привязаны к балансу сил на международной арене. Это игра с нулевой суммой: усиление одних игроков приводит к ослаблению других.

Изменение баланса сил не в пользу какой-либо страны оказывает на неё структурное давление и, естественным образом, заставляет правительство каким-то образом реагировать на меняющиеся обстоятельства. Для слабых стран наилучшая стратегия -- примкнуть к сильному. Для мирового гегемона—сохранить статус-кво и предотвратить усиление тех акторов, которые могут с достаточным основанием бросить вызов его могуществу. Для России же изменение баланса сил в собственную пользу возможно только с постоянным увеличением уровня собственного могущества в мире. Это значит, что необходимо наращивать военную силу и расширять территориальное присутствие, что автоматически приведёт к доминированию в международных институтах.

Лукьянов говорит, что Москва достигла пика своего влияния к 2013 году и поэтому поддержание статуса-кво было бы верным решением. По большому счёту, к концу 2013 года положение Москвы в мире не было столь уж радужным: 1) доминирования в глобальных институтах не достигнуто: повестку дня в ООН, ВТО, и ВОИС Путин не формирует, несмотря на постоянный статус в Совете Безопасности; 2) Европа не расколота, хотя начиная с 2003 года формируется ось Москва-Берлин; 3) Коалиции существенных международных сил вокруг РФ тоже не образовалось, хотя Путин прилагает к этому все усилия. Голос Смоленской площади в Латинской Америке, Африке и Азии пока ещё слаб, а что станет с БРИКС — вопрос открытый, хотя небольшие подвижки есть; 4) расширение Европейского союза и НАТО ухудшает структурное положение России.

Отрицать, что Россия, по сравнению с девяностыми, действительно стала весьма серьёзным региональным игроком, было бы идти против очевидности. Тем не менее приходится признать, что по уровню могущества в 2013 году РФ не была на необходимом уровне. Образ Путина и его международная миссия привлекательны для многих игроков (для Виктора Орбана, например), но баланс сил в пользу РФ это меняет слабо. Поэтому стратегия сохранения статуса-кво неприемлема для Кремля, а настойчивая внешняя политика необходима. Другими словами, у Кремля сегодня нет никаких предпосылок отказываться от реализма.

Без обсуждения Украинского случая здесь, естественно, не обойтись. Даю слово Караганову: «Вернув Крым, Россия продемонстрировала всему миру на деле свою решимость защищать и продвигать свои интересы». Так и есть. Это последовательная интерпретация с точки зрения реализма. Но ведь и без Крыма Украина входит в альянс недружественных сил и по-прежнему удерживает баланс сил не в пользу России. Значит, Крым вовсе не главная цель внешнеполитической борьбы. Если бы Украина была в военно-территориальном союзе с РФ, то и вопрос отторжения Крыма и самостоятельности Новороссии не был был на повестке дня. Эту мысль хорошо сформулировал Андраник Мигранян.

Один из резюмирующих тезисов Лукьянова снова выбивается из логики реализма: «Гражданская война на востоке Украины сбросила Москву с глобального уровня обратно на локальный». Это не столько аналитический тезис, сколько предостережение против того, чтобы продолжать борьбу за Украину. Надо пояснить, что игра на Украине не уменьшает ни территориальную, ни военную мощь РФ. Поэтому сбросить Москву с глобального уровня обратно на локальный она не может по определению. Как раз напротив, присоединение Крыма, масштабное вторжение и присоединение юга-востока Украины должно только усиливать РФ. Следовательно, нежелание бороться за Украину означает, по сути, смирение с ухудшающейся позицией страны в мировой структуре.

С другой стороны, очевидно, что полномасштабное вторжение в Донбасс нежелательно, потому что оно подталкивает других международных игроков на всё более решительные действия по военному развёртыванию. Эта та самая спираль дилеммы безопасности, которую не следовало бы раскручивать.

И последнее. Насколько предостережение Лукьянова о контр-продуктивности национально-романтической повестки дня следует принимать всерьёз? Естественно, внутри любой страны и высшее руководство, и лидеры общественного мнения, и широкая публика обычно фокусируют внимание на сиюминутной риторике. Событий происходит много, изменяется и риторика. Но, если следовать внутренней логике реализма, никакие риторические высказывания в принципе не могут заставить национальных лидеров идти  наперекор рациональности и отказаться от стратегических целей.

Публичные интеллектуалы не могут быть движущей причиной трансформации внешнеполитического поведения, просто некоторые их убеждения оказались созвучны тем решениям, которые руководство страны принимает ради улучшения баланса сил в свою пользу. Это совпадение, роль которого не следует преувеличивать. Для исследователя-реалиста концепция «русского мира», отсылки к «исторической справедливости» и прочие терминологические тонкости имеют значение ровно настолько, насколько они отражают необходимость настойчивости, даже напористости внешней политики для выживания государства. Поэтому предостерегать от поверхностных факторов, от риторики, как это делает Лукьянов – занятие избыточное. Вот если бы риторика приходила в противоречие с императивом выживания, особенно когда увеличивается разрыв между противоборствующими силами на мировой арене – тогда другое дело.

Выводы

Стратегия Путина  вполне укладывается в объяснительные каноны широко понятого структурного реализма; игру с нулевой суммой и дилемму безопасности ещё никто не отменял. Я не вижу никаких решений, которые свидетельствовали бы о том, что идеологическая подоплека меняет цели и поведение российского руководства. Так что нет и никакой национал-романтической парадигмы внешней политики. Способы, которые выбирает российское правительство для ответа на структурные вызовы, Либеральный Левиафан явным образом не приветствует. Но это вовсе не означает, что Путин перестал быть реалистом, или что реализмом уже нельзя объяснить происходящее. Напротив, реализм исходит из того, что насколько увеличивается безопасность одного государства, настолько она уменьшается у другого. Поэтому одобрения российской внешней политики извне ждать не стоит.

Влад Кравцов специально для «Актуальных комментариев»

22 марта 2024 Новости  Дипфейки — новое политическое оружие Правительства, которые распространяют дипфейки за рубежом, сталкиваются с риском утраты доверия собственного населения к СМИ и другим источникам новостей, утверждает группа экспертов американского аналитического центра CSIS. Это, в свою очередь, облегчит противникам распространение дезинформации, а внутренним субъектам будет проще использовать дипфейк, чтобы подорвать доверие общества к правительству и повлиять на выборы, а также уменьшить поддержку вооруженных сил страны, предупреждают эксперты в докладе «Government Use of Deepfakes: The Questions to Ask».  28 февраля 2024 Колонки
Россия будущего
 Россия будущего Михаил Карягин о пяти линиях трансформации политической системы
20 февраля 2024 Колонки
Каким может быть российский политический консерватизм?
 Каким может быть российский политический консерватизм? Борис Межуев о четырех базовых запросах
© 2008 - 2024 Фонд «Центр политической конъюнктуры»
Сетевое издание «Актуальные комментарии». Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-58941 от 5 августа 2014 года, Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-82371 от 03 декабря 2021 года. Издается с сентября 2008 года. Информация об использовании материалов доступна в разделе "Об издании".