Россия - ЕС
Срок действия предыдущего соглашения формально истёк в декабре 2007 года, но он был пролонгирован.
12 февраля глава Комитета Госдумы по международным делам Константин Косачёв заявил, что между Россией и ЕС пока не сформировались отношения стратегического партнёрства. По его словам, ЕС и Россия ещё не решили, являются ли они стратегическими и обычными партнёрами. При этом глава комитета Европарламента по международным делам Яцек Сариуш-Вольски и вовсе рекомендовал делегации ЕС на переговорах исключить из договора пункт о «стратегическом партнёрстве» в связи с событиями в Южной Осетии и «газовым конфликтом» с Украиной. При этом министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский придерживается противоположной точки зрения и всё же считает Россию стратегическим партнёром.
В проекте соглашения о партнёрстве и сотрудничестве с ЕС содержатся позиции, касающиеся торгового и экономического сотрудничества, реформирования и сближения правовых систем, а также взаимодействия в области образования и культуры.
Я думаю, что значение СПС (соглашения о партнёрстве и сотрудничестве с Евросоюзом) преувеличено. Переговоры вокруг него отражают в какой-то степени ситуацию в современной дипломатии – что российской, что европейской. Зачастую мы имеем дело с большим количеством дипломатических работников, производящих формальные документы и бьющих тревогу, когда срок этих документов заканчивается. Реально действие СПС никак не помогало развитию наших отношений с ЕС. Мне кажется, было бы правильно изменить формат переговоров и говорить о реальных проблемах, быть может, прописать в этом договоре решения тех вопросов, которые нас интересуют.
Ярчайший пример клубка реальных проблем – это энергетика. Я с грустью наблюдаю российско-европейскую дискуссию по этой проблеме. Например, представители ЕС всерьёз заявляют, что Nabucco – способ избавиться от энергозависимости от России. Но если посчитать, каков объём газа, который планируется транзитировать по этому газопроводу, то сразу становится ясно, что это, мягко говоря, не так. И Россия выдвигает инициативы, вызывающие некоторое сомнение. Например, расширение «Южного потока» на 16 миллиардов кубов и заявление о том, что мы готовы строить проект на 25 миллиардов евро. Мы мы втягиваемся в споры и пугаем друг друга – совершенно непонятно, зачем. Было бы здорово не заниматься ерундой, а зафиксировать наши приоритеты в сфере энергетической политики. Кстати говоря, даже Энергетическая хартия в этом аспекте не идеальна, и механизмы работы предусмотренных ею процедур не всегда способствуют развитию энергетического диалога.
Ещё один реальный вопрос – это вопрос виз. Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве никак не облегчало визовый режим между Россией и ЕС. Почему до сих пор существует система, что человек, который бывал в Шенгенской зоне десятки раз, должен всякий следующий раз «доказывать, что он не верблюд» и сталкиваться при получении виз с затруднениями?
Таким образом, я считаю, что конкретные вопросы гораздо более важны, чем абстрактные декларации на тему «мы на дружбу». И было бы хорошо, если бы будущее соглашение с ЕС смогло бы «охватить» и какие-то конкретные вопросы российско-европейских взаимоотношений.
Политику делают две категории чиновников: дипломаты и собственно большие политики. Я думаю, что для дипломатов было бы важно, чтобы формулировка о партнёрстве была написана. Политики же понимают, что буква соглашения всё-таки фиксирует некоторую реальность, а не является самоцелью. Самоцелью сегодня для России такая формулировка в принципе не является, тем более, что взаимоотношения России и ЕС противоречивы, и обе стороны периодически дают поводы для конфликтов и скандалов. Наверное, с точки зрения какой-то идеальной модели было бы неплохо, чтобы такая формулировка была. С другой стороны, куда важнее реальная атмосфера, которая есть во взаимоотношениях России и ЕС, важнее делать шаги по реальной разрядке этой атмосферы, а не по формальному наименованию дипломатических понятий, к тому же достаточно неочевидных.
Поэтому я считаю, что принципиальной роли соглашение о партнёрстве и сотрудничестве с ЕС сегодня не играет. Cамое главное, чему нужно научиться России в ходе этого переговорного процесса – не вестись, не заводиться и не биться в истерике всякий раз, когда произносят слова «Грузия», «украинский газ» или «Набукко». Такого рода конфликты, по большому счёту, и существуют для того, чтобы торговаться, манипулировать друг другом - здесь нет ничего личного. Поэтому эмоционально реагировать на те обвинения, которые звучат в адрес России по поводу Грузии – неправильно. Я не беру реальное содержание этой позиции, но мы видим, что каждый раз при слове «Грузия», когда России предлагают не её версию событий, у наших дипломатов возникает желание схватиться за какое-нибудь оружие. Я думаю, что России важно научиться спокойно реагировать на различные уколы. Чем спокойнее будет реакция, тем меньше будет уколов и тем легче будет договариваться о реальном, а не о номинальном партнёрстве с ЕС, с которым у России конечно куда больше общего, чем противоречий.
Я бы сказал, что прав и Косачёв, и глава МИД Польши. Они оба по-своему правы. Первый прав в том, что на сегодняшний день ни со стороны ЕС, ни со стороны России нет стремления к тому, чтобы форсированно разрабатывать и подписывать новый договор. Все понимают, что на это уйдёт минимум год, а может быть и больше - если действительно делать этот договор не какой-то декларативной бумагой, а серьёзной базой взаимоотношений на много лет вперёд.
Польский министр прав в том смысле, что Россия и ЕС, конечно же, являются стратегическими партнёрами, даже если это не записано нигде на бумаге. Они являются таковыми просто в силу существующих реалий, и деваться им от этого некуда. Обе стороны заинтересованы в таком партнёрстве на долгосрочную перспективу. Рано или поздно новый договор, который придёт на место старого соглашения о партнёрстве и сотрудничестве, будет согласован, разработан и подписан. Здесь можно лишь строить разные предположения по поводу того, когда и в каком году это может случиться. Например, подписание этого договора может очень сильно зависеть от вступления России в ВТО. Если Россия вступит, то это будет одна история, если не вступит, то договор (по крайней мере, в экономической части) будет другим.
Поэтому я считаю, что практически никто из серьёзных политиков и экспертов, включая нашего председателя комитета Госдумы по международным делам, не отрицают того, что Россия и страны ЕС – это стратегические партнёры. Но, когда речь идёт о том, как на практике можно реализовать такой тезис, здесь могут быть самые разные точки зрения. И Косачёв абсолютно прав в том, что на сегодняшний день со стороны ЕС намного больше проблем в их позиции по ведению этих переговоров и наполнению договора, чем любых проблем с нашей стороны.
Поэтому, скорее всего, надо приготовиться к тому, что договор (в самом лучшем случае) может быть ратифицирован и подписан не раньше конца 2010 года. Также напомню о том, что подписание некой бумаги такого стратегического характера между ЕС и Россией ещё не значит её вступление в действие. Необходимо, чтобы этот договор ратифицировали все 27 стран. Учитывая то, что Прибалтика и Польша намереваются в ходе этих переговоров поднять собственные вопросы и попытаться с помощью этих переговоров урегулировать собственные проблемы в двухсторонних отношениях с нашей страной, то можно предположить, что у переговорного процесса впереди ещё немало подводных камней. Мы – действительно стратегические партнёры и в экономике, и в науке, и в культуре, и в некоторых сегментах внешней политики (например, в отношениях с Ираном). Но для того, чтобы это партнёрство обрело современную форму, обе стороны должны будут ещё долго работать над новым соглашением.
Что касается мнения председателя комитета Европарламента по международным делам, то это не более, чем одно из сотен или тысяч мнений, которые в течение года могут высказываться по этой проблеме. Саркози и Меркель очень комфортно себя чувствуют, когда говорят о стратегических отношениях ЕС с Россией. На самом деле, все эти нюансы и попытки по-разному назвать наши отношения не меняют сути дела. Какая бы формулировка не оказалась в соглашении – «стратегическое партнёрство», «сотрудничество» или просто «партнёрство» - она не будет влиять на реальные процессы. Не думаю, что очередное высказывание представителя одной из 27 стран ЕС, притом не самой большой, что-то коренным образом поменяет. Скорее, в переговорном процессе будет преобладать мнение и политический вес ведущих стран ЕС.
