Взбаламученное болото
литературный критикВиктор Топоров
Только что завершившийся Каннский кинофестиваль, за которым я, разумеется, следил лишь издалека, неожиданно и парадоксально напомнил о скандальной истории, приключившейся в Питере 1 апреля (в день гоголевского юбилея), когда публика, собравшаяся на совместное выступление знаменитого композитора, легендарной дивы и известного актера и режиссера (и уплатившая за места в партере по 4500 рублей за билет), дружно освистала кумиров, обвинила их в издевательстве над собою, да и в появлении на сцене в нетрезвом виде, и даже попробовала, по слову Цветаевой, «вернуть билет» — то есть в данном случае вернуть деньги за билет.
В Каннах же освистали Ларса фон Триера, разве что не освистали Квентина Тарантино и Педро Альмодовара — и еще повезло Фрэнсису Форду Копполе в том, что его не допустили к участию в конкурсе. Причем причины трагикомической размолвки с публикой в обоих случаях почти идентичны.
В Петербурге (я пристально отследил эту историю) Олег Каравайчук, Рената Литвинова и Александр Баширов вышли на публику, разумеется, трезвыми. А двое последних, вопреки слухам, долго и тщательно репетировали свою версию «Записок сумасшедшего». Впрочем, данное «долго» означает всего-навсего несколько часов.
Гламурную публику вполне устроил бы элементарный «чёс». Здравствуйте, дорогие зрители, сейчас я вам спою, потом станцую, потом скажу, что этой планете я ставлю ноль — и покажу отрывки из своих фильмов... Так в случае с Ренатой Литвиновой. Каравайчуку было бы достаточно сесть за рояль, а Баширову, — допустим, показать, как он играет уголовника в фильме «Груз-200». На это люди и шли, за такое и платили.
Им же показали нечто импровизационно-многозначительно-невнятное: Каравайчук рассуждал, Рената Литвинова кривлялась не в своей всегдашней манере, Баширов был узнаваем, но никак не более того. Это было неформатное зрелище — а платить за неформат такие деньжищи публике (подавляющему большинству в зале) никак не хотелось. У зрителей сложилось впечатление, будто их разводят.
Меж тем, Каравайчуку и К* грезилось что-то вроде курехинской поп-механики. Сергей Курехин, кстати, считал себя учеником Каравайчука. Вот только энергетики курехинской у них не было, да и время нынче другое, пар вышел, — и даже замечательные художники никому не интересны, кроме как в прежней, форматной, иначе говоря, канонической своей версии. Ну, а за четыре пятьсот неинтересны тем более.
Не говоря уж о том, что и творческие поиски на сцене Дома культуры имени Ленсовета оказались и впрямь на редкость расхлябанными.
Знаменитости на сцене расслабились — и решили, что пипл схавает их и так. А он и впрямь схавал бы — но только в привычном виде, без авангардистских ужимок.
Практически то же самое произошло в гламурно-авангардистских Каннах; вот только тут расслабились и предались расхлябанному творческому поиску знаменитые режиссеры.
Те самые, от кого ждали: меньшинство — новых открытий, подавляющее большинство — грамотного профессионального «чёса», то есть самоповторов. Послушаем главного потерпевшего — Ларса фон Триера — и подумаем о том, нуждается ли он в нашем сочувствии:
«Плохую критику я считаю хорошим началом! Меня мало интересует, провалится ли эта картина в кинокассах, заработаю ли я денег и что думают про меня критики. Мне важен тот факт, что моя лента разбередила застоявшееся болото и открыла дискуссию».
Но и дискуссия дискуссии рознь, да и болото — болоту.
А Золотую пальмовую ветвь получил Микаэл Ханеке — режиссер чрезвычайно сильный и невероятно скучный. Потому что он-то как раз и оказался в очередной раз равен самому себе.
Тогда как остальные расслабились.
