Ренессанс. У истоков современности
Издательская группа АСТ продолжает развивать свою серию «Страницы истории». После Барбары Такман вышла книга Стивена Гринблатта «Ренессанс. У истоков современности» (в оригинале более отвечающее содержанию книги «The Swerve. How the world become a modern»).
Литературный критик, ведущий специалист по Шекспиру и Эпохе Возрождения, основатель школы «нового историзма» и восточно-европейский еврей по самоопределению, в России Гринблатт известен мало. Его получившая престижнейшую Пулитцеровскую премию и Национальную книжную премию работа «Ренессанс…» – едва ли не единственный пример серьезного перевода автора на русский язык.
Если попытаться описать жанр этой книги Гринблатта, то можно сказать, что больше всего она похожа на «Имя розы» Умберто Эко и «Занимательную Грецию» Михаила Гаспарова одновременно. В центре – рассказ о судьбе поэмы «О природе вещей» Тита Лукреция Кара и её значении для мировой культуры и науки.
Поэт-эпикуреец Лукреций написал «О природе вещей» в I в. до н.э., изложив на изысканной латыни, приведшей в восторг даже Цицерона, учение греческого философа Эпикура, с его верой в атомы, атеизмом, а главное – призывавшего человека находить смысл жизни в отсутствии страдания и добродетелях.
Даже для терпимого языческого общества Рима отказ от веры в богов, да ещё и по совету какого-то грека - это было уже слишком. Что же касается христианства, ставшего при Константине Великом официальной религией империи, то оно объявило прочим религиям и интеллектуальным течениям войну, и не в последнюю очередь – эпикурейству. И если с рядовыми язычниками особенных проблем не возникало, то вот с философскими течениями все было гораздо сложнее.
Несмотря на то, что среди Отцов Церкви встречались и приличные, образованные люди, способные кооптировать философские течения в новую религию, с разоблачением эпикурейства как-то не складывалось. Эпикур, призывавший к добродетельной жизни, отказу от ложных удовольствий, поощрявший скромность, дружбу и постижение природы, в общем и целом не противоречил бы христианской доктрине, если бы не утверждал, что боги (если они вообще есть) не имеют к делам мира никакого отношения, и если все в мире состоит из атомов, на которые после смерти распадется тело, то наравне с ним распадается и другая часть этого мира – душа.
Сам Эпикур считал, что, признав свою абсолютную смертность и избавившись от ужаса вечных мук по воле богов, человек освободится от гнетущего его страха и станет более добродетельным. Церковь не соглашалась с этим, полагая, что отрицать Провидение и бессмертие души – ужасная ересь (что, в общем-то, правда). В итоге благодаря многолетней деятельности христианских проповедников, эпикурейство предстало перед миром как порочное учение, требующее безудержного удовлетворения животных страстей и получения удовольствий, доводящих до скотского состояния. В качестве альтернативы Церковь предложила аскезу и страдание как эталон добродетельной жизни. Лукреций и его «О природе вещей» были забыты.
Сейчас сложно сказать, как выглядело бы христианство, если бы в своем начале смогло привлечь доводы Эпикура на свою сторону, но уже к XIV веку стало ясно, что доктрине аскезы в самой Церкви готовы следовать немногие. Неоднократные обвинения в чревоугодии, похоти, сребролюбии, которые в итоге вызвали к жизни альтернативные и реформаторские учения, а также формы воинствующего атеизма, стали общим местом.
На этом фоне итальянский гуманист Поджо Браччолини и бывший апостолический секретарь низвергнутого к тому моменту Папы Иоанна XXIII находит в южно-германском монастыре текст поэмы Лукреция. Семена падают на благодатную почву – Браччолини (образованный человек, специалист по поиску редких античных работ, член полуформального сообщества гуманистов) переписывает манускрипт и посылает его своему другу Никколо Никколи во Флоренцию, по возвращении делает (правда, после многих лет сварливой переписки) копию с копии. К тому моменту гуманисты уже успешно формировали передовые вкусы в обществе, в т.ч. и при папском дворе, и талантливо написанная поэма (когда у инквизиции возникали вопросы к содержанию, стало принято открещиваться формой), да ещё и с философским смыслом довольно быстро захватила их умы.
Поэма начинает свое путешествие. Уже к XVI веку её популярность возрастает настолько, что у Церкви возникает необходимость предпринимать шаги по компенсации урона, который поэма наносит сознанию европейской элиты. На этот раз имеет место попытка кооптировать эпикурейство, попытка довольно успешная.
Томас Мор впервые пытается примирить эпикурейство с христианством и создает свою Утопию, основанную на учении Эпикура. Эта верная мера несколько опоздала, хотя ещё в конце XVII века пуританка Люси Хатчинсон, одна из переводчиков «О природе вещей» на английский язык, замечала, что Лукреций убедил её в том, что «детские сказки» (т.е. официальные догматы Церкви), рассчитанные на воспитание набожности, могут возбудить в рациональном мышлении неверие. Богословы пытались найти научное объяснение, альтернативу «сказкам» – например, внедрить идею, что атомы созданы Богом. Такой точки зрения придерживался, скажем, Исаак Ньютон. Работа, которую начал Мор, не пропала даром.
Свою главную задачу поэма выполнила – раскрепостила мышление. Работы Галилея, Ньютона и их последователей вплоть до Эйнштейна вряд ли были бы возможны, если бы не процесс, который запустила публикация поэмы Лукреция.
В общественной жизни «О природе вещей» оказала влияние не только на Мора и через него – на всю идею процветающего общества, но и более прямо. Например, в библиотеке Томаса Джефферсона хранилось несколько экземпляров поэмы, а сам он признавал себя эпикурейцем.
Даже сегодня идеи Лукреция и Эпикура можно отследить в работах таких экономистов, как Джефф Малган или Ричард Лейард.
Книга Гринблатта и успех, которым она пользуется, доказывают не только тезис о том, что довольно бессмысленно идти в лозунгах против человеческой природы, которая инстинктивно жаждет удовольствия, но и эффективность авторского литературного метода.
«Новый историзм» на Западе часто попрекают за излишнюю «литературность» и склонность к пропаганде. Но, как показывает практика, эффективную пропаганду, т.е. «Ренессанс», следует читать не только как историческое исследование, но и как пособие по тому, как можно писать исторические исследования.
Стивен Гринблатт, «Ренессанс. У истоков современности», М.: АСТ, 2014, - 382 с.
Вадим Ветерков специально для "Актуальных комментариев"
